Нежная королева [= Хельви — королева Монсальвата] - Ольга Елисеева

Королева встретила его так, как он и ожидал.

— Ну? — ни радости, ни поцелуев. — Что у них?

Только после того, как Харвей заплетающимся от усталости языком поведал о положении дел на Мальдоре, Хельви подняла руку и потрогала ладонью его лоб.

— Да ты весь горишь! Немедленно в постель.

Такое деловитое равнодушие обидело Деми до глубины души. Спрашивается, зачем он мерз, несся сломя голову, не спал? Чтобы встретить такой прием? Да станет она когда-нибудь женщиной?

Но королева уже положила ладонь на серебряный колокольчик и изо всей силы затрясла им в воздухе.

— Немедленно разыщите д’Орсини и других членов Совета.

Дверь за ее спиной стукнула.

Консорта раздевали, мыли и укладывали слуги. Комната перед глазами принца плыла. Он отметил только, что лейб-медик королевы фаррадский маран Али бен Тах примчался едва ли не сразу же после того, как Хельви вышла в коридор. В запуски с ним несся костоправ гранарского университета сэр Коэд, вечно ошивавшийся при дворе к услугам ее величества.

Не смотря на усилия докторов, жар к вечеру только усилился. Ближе к ночи королева скорым размашистым шагом вошла в спальню мужа.

— Как он? — ее голос звучал требовательно и непреклонно. Получив ответ, что консорт бредит, она фыркнула. — Нашел время! Мало того, что посылать его куда-нибудь, все равно что посылать за смертью, так он еще и болеет дорогой!

Ее слова взбесили Харвея еще больше, чем утренний прием. Если б консорт мог подняться, или хотя бы раскрыть рот, он бы устроил ей скандал. Но Деми не в силах был даже оторвать голову от подушки.

Холодная, как снег, рука королевы снова опустилась на его лоб. От этого неласкового жесткого прикосновения Деми сделалось еще хуже.

— Устройте ему ледяную баню. — потребовала Хельви. — И чтоб завтра он уже мог встать.

На лице обеих медиков отразился испуг.

— Но… Ваше Величество, ледяная баня может оказаться опасной для его здоровья. — попытался возразить сэр Коэд.

— Зато полезна для дела. — отрезала королева.

— Лишь лорд Босуорт при его бычьем телосложении мог вынести такой варварский способ лечения! — возмутился фаррадец.

Хельви резко развернулась к нему.

— Я во время перехода войск через Гранарский хребет четыре раза вынесла ледяную баню. А мое здоровье трудно назвать бычьим. Приступайте. Он мне нужен завтра живым и полным сил. Или вообще не нужен!

Дверь хлопнула.

Честь требовала от Деми выдержать то, что оказалось по плечу Дерлоку.

В бред консорта вплеталась цветистая фаррадская речь и сухой альбицийский, на котором изъяснялись все доктора мира. Харвей кое-что понимал и на том, и на другом наречье. Ругая королеву последними словами, медики приказали слугам поднять из столовой в покои огромную серебряную бадью, в которой обычно подавали на пиры перебродивший мед с пряностями, заполнить ее колотыми кусками льда, благо на улице еще не все сосульки растаяли, и перенести к ней разгоряченное тело своего господина.

Сняв с Деми рубашку, доктора погрузили его в ледяное крошево, и неверующий циник Коэд снизошел до молитвы. В первый момент Харвей испытал мгновенное чувство, похожее на ожег. Потом его члены сама собой начали расслабляться, а телесный жар растапливал лед, находившийся в бадье. Сознание ненадолго прояснилось, через минуту медики помогли консорту выбраться из ванной, и он сам, опираясь на их руки прошел к постели, где слуги проворно меняли простыни.

В течение ночи так повторялось три раза. Как ни сразу с рассветом жар оставил измученное тело принца. Деми заметно полегчало, и он заснул без сил.

Утром Харвей чувствовал только необоримую слабость. Но и боль в горле, и насморк, и резь в глазах как рукой сняло. Консорт проснулся от того, что кто-то брызгал ему в лицо водой. Разлепив припухшие веки, он увидел Хельви, поместившуюся в изголовье его кровати с чашкой в руках.

— Жив? — как ни в чем не бывало спросила она, улыбаясь мужу так, словно вчерашнего дня не существовало. — Вставай. Совет начнется через полчаса.

— Хельви, — Харвей поднял руку и перехватил ее за запястье, — я тебя чем-то обидел?

— С чего ты взял? — удивилась женщина.

— А ты не находишь, что твое поведение по меньшей мере странно? — Деми не сдержал раздражения, сквозившего в его голосе. — После моего путешествия на Мальдор, когда меня каждую минуту могло смыть за борт волной, я заслуживал хотя бы доброго слова?

Лицо женщины стало непроницаемым.

— Ты ездил слишком долго. Пять дней — срок, за который все могло произойти и ситуация десять раз измениться…

— Произошло только то, — внятно сказал Харвей, — что уезжал я от любимой жены, а вернулся к женщине, которая меня даже не поцеловала при встрече.

Он почувствовал, как Хельви напряглась.

— Разве мои поцелуи были бы приятны тебе сейчас?

Поскольку Деми не понял смысла ее слов, королева пояснила:

— Посмотри на меня. Какие могут быть поцелуи с женщиной, похожей на дохлую полевую мышь после наводнения. — в ее голосе звучала нескрываемая обида на весь мир. — Тушка отекла, шерсть свалялась, глаза выпучены.

Как бы ни было грубо и самоуничижительно для королевы это сравнение, Деми должен был признать, что оно не лишено правдоподобия. Накануне родов Хельви выглядела не лучшим образом. Лицо казалось бледным, нос опух, глаза покраснели. За неделю, что его не было в столице, королева еще больше растолстела. Казалось, малыш просто распирает ее изнутри. Как ни странно, Харвей находил ее сейчас скорее трогательной, чем уродливой. Неповоротливый ворчливый медвежонок, старающийся за грубостью скрыть собственный испуг. Просто беда, что в такое тяжелое для нее время на Гранар обрушились «могильщики», и королева вынуждена, зажав свое женское естество в кулак, решать дела, далекие от благополучия. Бедная Хельви не знала, чего ей больше бояться: своих ли родов, которые по всем признакам обещали быть нелегкими, или неотвратимой кары альбицийского престола, за несовершенные, но тяжкие грехи.

Уверенности королеве не предавало и ощущение собственного уродства. Она считала себя по-женски отталкивающей. Это злило и раздражало ее.

— Послушай, — с мягким осуждением сказал Деми. — все женщины радуются, что у них будет ребенок.

Кажется, это был не лучший ход.

— Радуются? — фыркнула Хельви. — Что ты вообще знаешь о женщинах? Мы слабы и зависимы. Чтобы нравиться мужьям, мы постоянно врем, что счастливы иметь детей, заниматься домом, ублажать тупых идиотов. На самом же деле, — она почти с отвращением посмотрела Харвею в глаза, — женщины не любят ни детей, ни хозяйства, ни… — королева осеклась.